Как-то Линь Фэньфан сказала Сюй Саньгуаню:
– Я знаю твою жену – красавицу у жаровни, она работает на улице Футан. Родила тебе троих сыновей, а до сих пор выглядит как девочка, не то что я, толстуха. И ловкая, и на базаре никому спуску не дает.
Сюй Саньгуань ответил:
– Она ведьма. Чуть что не по ней – садится на порог и орет на всю улицу. И мне еще девять лет назад рога наставила…
Линь Фэньфан хихикнула. Сюй Саньгуань продолжил:
– Я теперь жалею, что не на тебе женился, ты бы меня не обманула. Ты во всем лучше, чем Сюй Юйлань, даже имя у тебя и звучит лучше, и пишется красивее. Разговариваешь мягко, спокойно, а Сюй Юйлань днем орет, ночью храпит. Ты домой приходишь, дверь закрываешь, и никто твоих домашних дел не знает. Мы с тобой столько лет работаем – так я о твоем муже ни слова дурного от тебя не слышал. А Сюй Юйлань если три дня не поорет на пороге – ей невмоготу, будто месяц на горшок не ходила. Но это всё чепуха. Главное, что она мне девять лет назад рога наставила, а я ничего бы и не узнал, если бы Первый не напоминал все больше этого ублюдка Хэ Сяоюна.
Сюй Саньгуань от волнения вспотел, и Линь Фэньфан обмахнула его веером.
– Я не такая красивая, как твоя Сюй Юйлань.
– Нет, ты красивее. Была красивее.
– Так то была. А теперь вон как растолстела.
– А тогда ты бы за меня пошла?
Линь Фэньфан усмехнулась:
– Не помню.
– Как это так не помнишь?
– Да ведь десять лет прошло.
Во время этого разговора Линь Фэньфан лежала на кровати, Сюй Саньгуань сидел рядом на стуле, а очкастый муж смотрел на них обоих в висевшее на стенке зеркало. Дело в том, что Линь Фэньфан сломала ногу. Она, когда постирала белье, хотела встать и левой ногой поскользнулась на арбузной корке. Рухнула и сломала правую ногу.
В тот день Сюй Саньгуань привез в цех коконы и не увидел Линь Фэньфан. Потолкался среди работниц, так ее и не дождался и воскликнул:
– Что ж она так долго? В туалет, что ли провалилась?
– Это мы туда можем провалиться, а такой толстухе бояться нечего! Видишь, ее станок выключен? Она ногу сломала, лежит в гипсе. Мы ее уже проведали, а ты когда пойдешь?
И Сюй Саньгуань подумал: «Сегодня и пойду».
Линь Фэньфан лежала на кровати в цветастых трусах и обмахивалась веером. Правая нога была в гипсе, а левая голая. Увидев Сюй Саньгуаня, Линь Фэньфан прикрыла ноги одеялом. Ее тело возлежало на постели, словно живописные руины, особенно впечатляли разметавшиеся пышные груди. Из-под одеяла проступали величественные очертания ног.
– Ты какую ногу сломала?
– Эту.
– Правую?
Линь Фэньфан кивнула. Сюй Саньгуань положил руку ей на ногу и сказал:
– Чувствую повязку.
Потом подержал руку еще несколько мгновений и добавил:
– У тебя ноги вспотели.
Линь Фэньфан улыбнулась:
– Им жарко.
Сюй Саньгуань сдернул с ее ног одеяло и увидел две роскошные ноги, одну в гипсе, другую голую. Таких толстых, таких белых ног он не видел никогда. Он поднял голову – Линь Фэньфан всё улыбалась. Тогда он осклабился и сказал:
– Какие же они у тебя белые и нежные – прямо как жирная свинина!
Линь Фэньфан ответила:
– У Сюй Юйлань тоже белые и нежные.
– Лицо да, а тело не такое белое, как у тебя.
Сюй Саньгуань положил руку на колено Линь Фэньфан и спросил:
– Здесь болит?
– Чуть ниже.
– Здесь?
– Да.
– Здесь ты ногу и сломала?
– Нет, чуть пониже.
– Тут?
– Да, тут очень болит.
Потом Сюй Саньгуань опять повел руку вверх, на колено, все выше, выше, пока не дошел до края трусов.
– Тут болит?
– Тут нет.
Не успела она договорить, как Сюй Саньгуань набросился на ее пышную грудь…
Сюй Саньгуань вышел от Линь Фэньфан, как из бани, выжатый словно лимон. Когда, обливаясь потом под летним солнцем, он дошел до конца большой улицы и собирался свернуть в переулок, его окликнули двое деревенских в соломенных шляпах. Он присмотрелся:
– А-Фан, Гэньлун, привет! А что это у вас белые кру́жки на поясе? Пришли кровь продавать? Раньше-то у вас плошки были… Сколько воды выпили?
Гэньлун спросил А-Фана:
– Мы сколько выпили?
Они перешли к Сюй Саньгуаню с противоположной стороны улицы, и А-Фан ответил:
– Мы и сами не знаем.
– Помните, староста Ли говорил, что у вас мочевой пузырь больше, чем матка у беременной? «Мочевой пузырь» – так это по-научному называется.
И они стали смеяться и болтать. После того как они вместе сдавали кровь, Сюй Саньгуань видел их всего два раза, когда ходил в деревню на похороны.
– Сюй Саньгуань, ты уж лет восемь у нас не появлялся.
– Дед умер, дядя умер – незачем стало к вам ходить.
А-Фан сильно постарел: появилась седина, а когда он смеялся, морщинки разбегались по лицу, словно круги по воде.
– А-Фан, ты постарел.
– Конечно, мне уж сорок пять.
Гэньлун добавил:
– Деревенские быстро стареют. Городской в сорок пять выглядит, как мы в тридцать пять.
– А ты, Гэньлун, заматерел – у тебя мускулы под майкой как мыши бегают! Ты женился на задастой Гуйхуа?
– Да, уже двоих сыновей родила.
А-Фан спросил Сюй Саньгуаня:
– А тебе жена сколько сыновей родила?
Сюй Саньгуань сначала хотел сказать, что троих, но потом вспомнил, что Первый не его сын, и ответил:
– Двоих.
А про себя подумал: «Еще два месяца назад я бы сказал, что у меня три сына. Они не знают, что я уже девять лет с рогами, ну и не буду им говорить».
Потом добавил:
– Смотрю на вас, и у самого кровь в жилах зачесалась.
– Значит, у тебя ее слишком много – это опасно, может все тело опухнуть. Пошли с нами сдавать!