– Мама, не плачь. Пойду Хэ Сяоюну, назову его отцом.
Дочки Хэ Сяоюна прыгали у ворот в резиночку. Первый сказал им:
– Вы мои младшие сестры.
Они перестали прыгать. Старшая села на порог, а меньшая – ей на коленки. Тут в дверях показались их родители. Первый позвал Хэ Сяоюна:
– Отец!
Тощая жена сказала:
– Твой выродок приперся. Посмотрим, что ты будешь делать.
– Отец!
– Я тебе не отец! Иди отсюда и больше сюда не ходи!
– Отец!
Жена поинтересовалась:
– Так ты его не прогонишь?
– Отец!
– Какой я тебе отец? Катись отсюда!
– Мама сказала назвать тебя отцом. Если что, повторить несколько раз. Я тебя четыре раза назвал, а ты меня гонишь. Ну, я тогда пошел.
Фан-кузнец сказал Сюй Саньгуаню:
– Если нынче же не заплатишь больнице, они перестанут лечить моего сына.
– А что ты у меня просишь? Я Первому не отец. Ты иди к Хэ Сяоюну.
– С каких это пор ты ему не отец? С тех пор, как он дал моему сыну по голове?
– Нет, конечно! С самого начала. Я чужого сына девять лет кормлю. А если я сейчас заплачу́, у меня рога уже не простые будут, а ветвистые!
Фан-кузнец подумал: и правда. И пошел к Хэ Сяоюну.
– Сюй Саньгуань твоего сына девять лет растит. Не зря говорят: за добро плати сторицей. Дай моему сыну денег на лечение.
– А почему ты решил, что Первый – мой сын? Мало ли кто на кого похож!
Хэ Сяоюн вынул со дна сундука книжку с пропиской и сунул Фану-кузнецу.
– Сам смотри – есть тут Сюй Первый Лы? Вот у кого он прописан, те пусть и платят!
Тогда Фан-кузнец пришел к Сюй Юйлань.
– С отцами у вас сам черт ногу сломит, но мать-то у него одна!
Сюй Юйлань закрыла лицо руками и зарыдала. Фан-кузнец подождал, пока она успокоится, и закончил:
– Не заплатите – пеняйте на себя. Приду с мужиками и вынесу ваши вещи. Я слов на ветер не бросаю.
Через два дня он и в самом деле явился с шестью товарищами и двумя тачками. Они заняли весь переулок. Сюй Саньгуань всё сразу понял и велел Сюй Юйлань: тащи семь стаканов, вскипяти чайник. Чай остался? К нам гости.
Сюй Юйлань решила посмотреть: откуда столько гостей? Выглянула за порог и обомлела.
– Это за нашими вещами!
– Гости есть гости. Неси чай!
Фан-кузнец поставил тележку у дверей и сказал:
– Ничего не поделаешь! Знаем друг друга лет двадцать, каждый день на улице видимся. Но если больнице не заплатить, не будут лечить сына. Когда ваш Первый разбил ему голову, разве я приходил к вам разбираться? Нет, я сидел в больнице и ждал две недели…
Сюй Юйлань села на порог, загородила руками вход и запричитала:
– Не трогайте мой дом! Я десять лет недоедала, недопивала, добро собирала…
Сюй Саньгуань ей сказал:
– Они уже пришли с тележками, думаешь, они тебя послушают? Вскипяти лучше чаю!
Когда она отошла, Сюй Саньгуань сказал Фану-кузнецу:
– Берите всё, что хотите, кроме моих вещей. Я к Первому отношения не имею.
Сюй Юйлань из кухни сквозь приоткрытую дверь смотрела, как они разоряют ее дом: роются в шкафах, выносят табуретки, ее одежду, два сундука и два куска шелка – ее приданое. За всё время замужества она так и не решилась из них ничего сшить, а теперь их накинули на сундуки…
Когда чай вскипел, ставить его было некуда: стол, за которым вся семья обедала, а дети делали уроки, уже вынесли. Сюй Саньгуань старательно помогал носить вещи – даже запыхался и вспотел. Сюй Юйлань воскликнула:
– Видали? Человек сам себя грабить помогает!
Тут мужики взялись за кровать. Сюй Саньгуань запротестовал:
– Э, она наполовину моя!
– Зато денег стоит!
– Вы стол забрали – он тоже наполовину мой. Так что кровать оставляйте.
Фан-кузнец оглядел опустевший дом и кивнул:
– Кровать оставим, а то им ночью негде спать.
Когда всё погрузили на тележки и крепко увязали веревками, Фан-кузнец спросил:
– Ну, мы пошли?
Сюй Саньгуань улыбнулся и кивнул, а Сюй Юйлань, обливаясь слезами, предложила:
– Попейте чаю.
– Спасибо, не стоит.
Сюй Саньгуань обиделся:
– Как же так? Специально для вас кипятили! В кухне на полу стоит!
Фан-кузнец взглянул на Сюй Юйлань и сказал:
– Хорошо, выпьем и пойдем.
Сюй Юйлань села на порог и смотрела, как мужики, напившись чаю, выходят из дома. Увидела, что они взялись за тачку, и заголосила:
– Не хочу я больше жить! Настрадалась, настиралась, наготовилась! Как помру, станет мне еще вольготней, чем в девках!
Фан-кузнец, услыхав ее крики, остановился и сказал:
– Я ваши вещи сразу продавать не буду. Дам вам сроку три дня, даже четыре. Принесете деньги – всё верну на место.
Сюй Саньгуань пояснил:
– Да она понимает, что ты не со зла. Просто еще от вещей не отвыкла.
Потом присел на корточки и сказал жене:
– А что ему еще делать? Твой сын его сыну голову разбил. Фан-кузнец уж очень культурный – другой давно бы наш дом в щепки разнес.
На другой день Сюй Саньгуань позвал Второго и Третьего и сказал:
– Сыновья! Запомните, кто наш дом разорил. Где вы стоите, были сундуки, где я – стол. Дом был полная чаша, а теперь ни табуретки – ночуешь, как в чистом поле.
– Это всё из-за Фана-кузнеца.
– Нет, из-за Хэ Сяоюна. Он, пока я не видел, обрюхатил вашу мать, она родила Первого, а Первый разбил голову сыну Фана-кузнеца. Так кто виноват? Хэ Сяоюн.
Сыновья кивнули. Сюй Саньгуань выпил воды и продолжил:
– Вырастете – отомстите. У Хэ Сяоюна две дочери. Неважно, как звать, важно в лицо знать. Надо будет их снасильничать.
Сюй Саньгуань, проспав ночь в пустом доме, решил, что, как ни крути, а надо мебель выкупать. И вдруг вспомнил, как десять лет тому назад сдавал кровь с А-Фаном и Гэньлуном. На те деньги куплены и стол, и сундуки, и табуретки… Можно и теперь кровь продать. Вот только Хэ Сяоюн слишком уж хорошо устроился – девять лет его сына корми, а теперь еще и долг за него плати? От этих мыслей Сюй Саньгуаню даже дышать стало тяжело. Но когда он велел Второму и Третьему через десять лет изнасиловать дочерей Хэ Сяоюна и сыновья, хихикая, обещали всё исполнить, Сюй Саньгуань немного расслабился и отправился в больницу к старосте Ли, которого не видал уже несколько лет. Он представлял себе, как засучит рукав и самая толстая игла вопьется ему в самую толстую вену, и его темная кровь, пенясь, потечет в бутылку.